Воспоминания военного хирурга

Начало вы можете прочитать здесь первая часть, вторая часть, третья часть, четвертая часть.

Мы продолжали заниматься своей работой, серьезной подготовки к проверке не было, кое-где поменяли старые потекшие обои, но они вновь пачкались, крышу так и не починили. 
Прошел месяц, наконец, приехала долгожданная комиссия. Возглавил ее начальник Центрального военно-медицинского управления МО СССР генерал-полковник Комаров Ф.И. Ему было около 65-ти лет. Выглядел он уставшим, недовольным и сразу пошел по отделению. Шел, опустив голову, и…наткнулся на тапочки, оставленные больным перед перевязочной. «Что это такое?» – спросил у меня. Я объяснил, что это тапочки больного, а сам он находится в перевязочной. «Вижу, что тапочки, почему они грязные?» – спросил снова. Ответил, что на улице грязно, больной не успел их вымыть. Он сказал: «Мне у вас не нравится», – посмотрел вокруг, может, увидел еще наши потекшие местами обои и ушел со своей свитой. На этом проверка закончилась. 
Никаких вопросов по сути дела. У меня остался осадок в душе и нехорошее предчувствие, оно меня не обмануло. Начальник госпиталя воспользовался этой ситуацией и решил перевести стрелки на меня: иначе его ожидали крупные неприятности – он уже имел служебное несоответствие. Меня больше никто на беседу не пригласил, все решили без меня. Выяснилось, что Комарову Ф.И. доложили, что я такой-сякой, непослушный и вешали всех собак на меня. Тот долго не думая, приказал снять меня с должности и отправить в войсковое звено. 
Вспомнил немного похожий, довольно комичный случай, произошедший еще на Дальнем Востоке. 

В казарму с проверкой заходит генерал и спрашивает у стоящего около тумбочки дневального: 
«Что у вас здесь так воняет?» Солдат, не моргнув глазом, отвечает: 
«Не знаю, товарищ генерал, до вас не воняло». 

Ответил он искренне, т.к. казарма и ее запахи для него были привычные: запахи несвежих портянок. Да и генералу, если он не родился уже готовым генералом, следовало бы знать, как пахнут солдатские казармы. 
Все, что случилось, с той проверкой, сейчас выглядит глупо и смешно, но мне тогда было не до смеха. Приехал человек, обладающий самым высоким чином и полномочиями в военной медицине, а проверка происходила чисто формально, я бы сказал даже, на уровне прапорщика, проверяющего внешний вид солдат и состояние казарменного помещения. К сожалению, он не был хирургом, тогда, возможно, все было бы иначе. 
<...> Бог ему судья, но он тогда чуть не сломал мне жизнь. Было настолько обидно и несправедливо, что подумалось о бесцельности жизни, появились дурные мысли, а оружие было под рукой. Как нуждается человек в такие моменты в сочувствии и добром слове. Спасибо ребятам, проживавшим со мной в одной комнате – Грише Голод и Боре Бурда, они, возможно, и не оценили значения своих слов и тактичного поведения тогда для меня. Минутная слабость прошла, вспомнил семью, свою ответственность перед нею и свое предназначение. Обращаться по визитной карточке представителю ЦК я не хотел. <...> 
На следующий день позвонили из медицинского отдела армии. Передали, что армейский хирург Косюченко В.И. заступился за меня, сказал, что разбрасываться специалистами не нужно. Мне предложили пока поехать в отпуск, а дальше готовиться к поездке в Кандагар – в госпиталь, с понижением в должности. Я благодарен ему за его поддержку в это тяжелое для меня время и в дальнейшем. Через десять месяцев меня представили к награде – ордену «За службу Родине в Вооруженных силах СССР». 
Вечером привезли двух пилотов вертолета: обожженных, в состоянии шока. В последнее время их сбивали часто, расстреливали из стингера – управляемого реактивного комплекса, которые моджахедам поставляли из Пакистана и США. В этом случае, к этой аварии стингеры не имели отношения, причиной стал, как принято говорить сейчас, человеческий фактор – пилоты были пьяны. Вертолет упал на площадке при взлете с высоты около 100 метров, взорвался и сгорел, двое погибли на месте. Вертолет был почтовый, к счастью, без пассажиров. Этим вертолетом мы часто пользовались раньше при поездках в Кабул. 
В отпуск поехал с автоколонной через Термез. Около города Мазари-Шариф колонну нашу остановили, и мы стали свидетелями боевой операции по расчищению населенного пункта от душманов. Кишлак был небольшой, чуть в стороне от нашей дороги. Оказалось, что совсем недавно здесь убили командира одного батальона, третьего по счету за год. Сначала пошли три вертолета и сделали несколько заходов. Расстояние было небольшое, было видно, как падают бомбы, разрушаются саманные постройки. Людей выбегающих из них, я не видел, видимо, кишлак был уже пустой. Заметил вначале ослика, стоящего на крыше одной из построек, а потом уже ни постройки, ни ослика. Утюжили кишлак прилично. Впечатление было удручающее. Потом пошли БМП – боевые машины пехоты. Нам разрещили дальнейшее движение, мы поехали дальше. По пути следования, я заметил останки наших КамАЗов, лежащих в придорожных оврагах.
Около населенного пункта Таш-курган наша колонна подверглась обстрелу. Стреляли где-то сверху, со скал, но мы их не видели. Стрельба длилась 5-7 минут. Пока лежал, укрывшись за колесом машины, мне время показалось вечностью, ругал себя за то, что поехал с колонной, не дожидаясь самолета на следующий день. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась, – помогли прикрывшие нас вертолеты. Быстро столкнули в овраг переднюю подбитую машину и покинули опасный участок пути. 
До Одессы билета на самолет не достал, прилетел в Кишинев, затем пересел на автобус до Балты. Ехать еще долго, 180 км. Машина двигалась медленно, в мыслях я уже дома – они опережали меня. Рядом сидел мужчина средних лет, посмотрел на меня и спросил: «Куда едешь, лейтенант, домой?» Для такого звания мой возраст явно не подходил, было видно, что в армии он не служил, но как любого мужчину его тянуло к военным. Не дожидаясь ответа, он достал из сумки банку домашнего вина и добавил: «Выпьешь со мной?» За разговорами дорога сократилась. Он рассказывал о своей бесхитростной жизни труженика, как когда-то тоже собирался поступать в военное училище. Говорил в основном он, я был измотан дорогой, бессонными ночами, проведенными в аэропортах Термеза и Ташкента, а сейчас отдыхал и наслаждался приятным, уже подзабытым ароматом и вкусом добротного молдавского вина. 
Вот мы и приехали. Теперь только одно желание: лишь бы мои были дома. Люди с удивлением смотрели, как военный с солдатским вещмешком (он удобный в пути), уже немолодой, почти бежит по улице. Жена и старшая дочь оказались дома, младшая где-то недалеко играла, вскоре прибежала и она. Все засуетились, обнимали меня, в глазах слезы, слезы радости встречи, сердце было готово выскочить из груди. Пока я год отсутствовал дома, дети заметно подросли. 
Отпуск мой был незапланированный, о приезде предупредить их не успел, мой приезд был неожиданным и от этого еще более приятным. Приходили друзья, расспрашивали о моей службе. Отпуск прошел незаметно и быстро. Не поверите, меня уже тянуло обратно к своей работе. 
Вот я снова в Пулихумри. В мое отсутствие погиб наш товарищ –заведующий аптекой капитан Анатолий Блеканов. В Кабуле его машина с медикаментами среди белого дня была обстреляна. Он был тяжело ранен и не смог выйти из горящей машины. 
Вечером к нам в гости зашел майор из особого отдела. Он лечился у моего соседа стоматолога и иногда захаживал к нам. В этот раз он зашел попрощаться со мной. Жил он рядом, отношения наши были хорошие. За столом он разоткровенничался. Говорил, что мы ребята нормальные, но болтуны и не всегда следим за своим языком. Мы смотрели на него с недоумением, лишних разговоров с ним мы вроде никогда не вели. 

«Я вам не говорил, вы не слышали», – сказал он уходя. Мы поняли, что кто-то стучит на нас. 

Проанализировав, выяснили, кто это мог быть. Пригласили к себе и втроем поприжали его – молодой офицер признался, что на таможенном осмотре, еще при въезде, у него обнаружили лишние, не разрешенные рубли, припугнули и взяли подписку, что он будет сотрудничать с ними. Вечерами он часто приходил к нам послушать новые, модные в то время итальянские песни. За стол не садился, находился долго. Оказалось, что от него постоянно требовали отчета, целенаправленного, на конкретного человека. Просил не рассказывать об этом в госпитале, пообещав, что к нам он больше приходить не будет. На этом и разошлись. А парня было жалко. 
Я невольно вспомнил о похожем случае, который произошел со мной на Дальнем Востоке. 
Год 1969, город Свободный, я врач медпункта мотострелкового полка, молодой лейтенант. Обстановка тревожная, недавно произошли столкновения с китайцами на Даманском полуострове. Пришел капитан из особого отдела, завел разговор о моей службе, затем перешел к делу. Сказал, что к нам обращаются много бойцов, они более откровенны с врачами. Если я замечу что-то интересное, то должен об этом немедленно доложить ему. Я понял, куда он клонит и сказал твердо, что этим заниматься не буду. Он, видимо, не привык слышать отказы и не ожидал такого ответа. Был сильно возмущен, перешел на оскорбления и угрозы: «Да ты знаешь ли, что нам помогают даже профессоры и полковники, не то что сраные лейтенанты!», – и добавил: « Как ты собираешься дальше служить?». Эту угрозу я почувствовал вскоре на себе. 
Подошло время присвоения очередного звания. Командир части подписал представление, его отправили выше, в дивизию. Звание подписывается в округе и обычно занимает время: два, максимум три месяца. Прошло шесть месяцев, молчание. Меня уже перевели в другую часть– в медсанбат. Командир части, познакомившись со мной, спросил: «Почему ты все еще лейтенант?». Ответил, что не знаю, но представление на очередное звание ушло более чем полгода назад. Посмотрев на меня немного подозрительно, сказал: «Хорошо, я выясню». Через десять дней я получил свое долгожданное звание старшего лейтенанта. 

Продолжение следует...

Фото предоставлено Ренатом Терентьевым.