...Ушедшие – не дом и не дитя – себя нам оставляют, уходя

"В литературе нередко бывают явления, которые можно назвать поэтическими событиями. Кадыйр Сибгатуллин в нашу татарскую литературу вошел не обычно, а именно как поэтическое явление. Я нежданно-негаданно встретил не его самого, а его стихотворения в газетах. С первых же прочитанных строк в меня вселилась радость: это настоящий поэт, поэт от рождения! Такое случается редко. Довольно много поэтов, которые не могут сказать настоящего поэтического слова, выпустив даже 20-30 книг. Но есть и молодые поэты, доказывающие оригинальным творчеством незаурядность своего таланта. Кадыйр - из числа таких. Невозможно равнодушно пройти мимо его емких, глубокомысленных, по-настоящему поэтических строк. Они заставляют остановиться, задуматься:

Будущее, конечно же, есть, -
Нет там этих дней.

(После первой строки должно было идти слово "но", однако поэт пропускает его, потому что здесь все прекрасно понятно и без этого слова).

Фактически, ведь это передача поэтическими средствами диалектической мысли философии: "В одну реку невозможно войти дважды!", - так по-отечески тепло и восхищенно отозвался о Кадыйре Сибгатуллине аксакал татарской поэзии Хасан Туфан.

В татарской литературе середины XX столетия у Кадыйра Сибгатуллина есть свое неповторимое поэтическое место. В его стихах - память народа, безграничная любовь к Отечеству, переживания за судьбу каждого. Поэтому его творчество вечно.

Кадыйр Сибгатуллин оставил богатое литературное наследие. Увидели свет при жизни его сборники стихов «Осенняя весна», «Аманәт» («Завет»), «Гамь» («Забота»), «Авазлар» («Голоса людей»), «Полет радуги», «Инану» («Убеждение») и др. После его смерти были изданы еще два сборника стихов «Әйтте шагыйрь» («Слово поэта»), «Бер ноктада» («В одной точке»).

В 2009 и 2011 годах опубликованы «Библиографический указатель» и научно-исследовательская монография Факиля Сафина «Мир творчества Кадыйра Сибгатуллина».

Жизнь поэта устремлена в будущее. Народ помнит своего певца. Проводятся вечера памяти поэта в библиотеках, школах, домах культуры. Имя поэта Кадыйра Сибгатуллина носит одна из улиц города.

Последние 16 лет жизни Кадыйр жил и творил в Челнах. Он оставил после себя светлые поэтические образы, неугасимое творчество. В связи с 70-летием поэта в издательство сдана еще одна книга воспоминаний о поэте.

Кадыйр Сибгатуллин

Моя колыбельная

Колыбельная песня моя -
шум колосьев.
Подстилка - стерня.
Одеялом облако было.
Высоко и прозрачно парило
над моей колыбелью большой.
Я полям и лесам не чужой.

Мать до дому чуть-чуть не дошла.
Тут меня на стерне и нашла.
На безлюдье нашла,
на просторе...
Потеряла сознанье от боли.
Жар смертельный земля остудила
и меня накормить разбудила.

Не случайное имя - Кадир.
Всемогущий.
Чтоб смерть победил.

Так однажды подумала мать:
будет радостно мне умирать,
если он улыбнется хоть раз...

Колосится и дышит поныне
борозда,
где на солнце, смеясь,
я лежал голышом, как в перине.
Если не возвращаюсь домой
до утра -
забываюсь порой, -
мама милая, мама седая
все сидит у окна, поджидая.

Не в теплой,
не в тесной избе
родила меня -
в поле просторном...
У родившегося в борозде
разве может быть счастье
неполным...

Так притягивает земля!
Потому-то и сущность моя
коренная,
от доли прекрасной.
Потому я и сам коренастый.

***

Еще только февраль. А на улице
зазвенели уже ручьи.
Снег подтаявший с крыши рушится -
будто взрывы гремят в ночи!

Для чего же такое чудачество
отфартила природа-мать?
Аж порою запеть даже хочется
и по-вешнему баловать!

Вот собравшись на теплой завалинке,
мужики тянут хором махру.
И петух рьяно в песни ударился,
а обычно пел лишь поутру...

А душа так жаждет понежиться
да от ласки нежданной - ожить...
Пусть февраль лишь обманет свежестью,
но ведь как от души ворожит!

Любовь

Пусть даже я рассудок потеряю.
Но я живу, когда люблю. Я знаю.
И выживаю,
может быть, одним:
я тоже, как и многие, любим.
Душа сопротивляется оковам.
Пытается
неизреченным словом
высказать себя.
Из дебрей немоты,
из сердца
к солнцу
тянутся цветы.
Ей
замкнутый не угрожает круг.
Счастливый миг,
сулящий бездну мук, -
любовь.
И это рабство мне угодно.
И только в нем душа моя свободна.
Вы чистотой сердечною мудры,
бессмертные
Тахиры и Зухры.
Когда сердца такие разорвутся,
земля любовью может захлебнуться.

***

Круто жизнь забрала - не пройти ее вскачь
с тяжкой ношей печалей и даже удач.
Кто-то плачет навзрыд, кто-то песни поет,
кто-то терпит молчком, кто-то громко клянет,
да притом невпопад или наоборот.
Кто-то голубя бьет на жаркое:
жизнь такая, мол, время такое.
Когда надо б смеяться, вдруг насупится бровь.
Паутинка надежд обрывается вновь.
Есть и собственных душ душеловы,
торгаши своей верой и словом.
Есть послушные мальчики, мальчики-пай:
воли - ноль, а желания бьют через край.
Дни идут, счастье валит снопами,
юность вольными бредит стихами.
И народ, пробавляясь не хлебом одним,
жив родною землею и небом родным.
Человек - это труд не из самых простых.
Веских слов от нас ждут - не речей холостых.
Вы почувствуйте, вслушайтесь:
просятся в жизнь
песни, те, что пока еще не родились.

Другу детства

Забот досталось сызмала
повыше головы...
Курдаш!*
Мы жили мыслями
недетскими, увы.

Пускай судьба не хмурится,
мы смех припомним наш.
Ты был душою улицы,
мой маленький курдаш.

Босые в поле топали.
В нас верила страна.
Нас ожидали во поле
соха и борона.

Лошадка нас не слушалась -
досталась с гонорком.
Скирда с телеги рушилась.
Мы плакали тайком.

Но суть -
не в огорчениях,
не в тяжести невзгод.
Не память о мучениях
к землице нас влечет.

Давно мы оба взрослые.
Чем дале, тем сильней
вдруг оживает прошлое
теплом в душе моей.

***

Курдаш!
Мы были юными.
На холод,голод,грязь -
совсем иными струнами
душа отозвалась.

Кем стали мы, вчерашние
невольники сохи?
Для нас над горькой пашнею
взошли, взвились стихи!

Так юность завершается,
не ведая обид:
судьба - к земле склоняется,
мечта - над ней парит.

Не срифмовали с нивою
все сущее, мой друг:
коня с плетеной гривою,
телегу, сбрую, плуг.
Ночные наши бдения!
Легко давались нам
полеты вдохновения,
бумага и калям **.

Далекими рассветами
в сиянии мечты
я видел нас поэтами:
и я - поэт,
и ты.

***

К тебе навстречу выйду я,
не склонный к похвальбе.
Не отношусь с обидою
к доставшейся судьбе.

Не воспаряю попросту
навстречу облакам.
Не придвигаю попусту
бумагу и калям**.

К земле любовь заочную
питаю в наши дни...
Ты не расстался с почвою.
Ты сам земле сродни.

Твой четкий почерк пахаря,
ритмичный шум хлебов -
читаю, слышу,
ахая:
мол, нет сильней стихов.

Сильна строфа озимая,
баллада борозды...
Рефрен:
"Земля родимая!
Не ведай же беды!"

Откуда песня слышится?
Какой напев родной...
Чу!
Поле ржи колышется,
взлелеяно тобой.

Какие лики светлые,
как весело в домах!
Пусты поля заветные -
не пусто в закромах.

Мой хлеб - стихописание.
Твой хлеб - хлеба полей.
У каждого - призвание.
Но кто из нас мудрей?

Твою науку славную
я понял, мой курдаш:
всегда с тобой то, главное,
за что и жизнь отдашь.

То, мало совместимое
с пустою суетой:
призвание любимое.
И промысел святой.

Переводы А. Зорина, М. Сафина, М. Кудимовой, Н. Арешиной, М. Скороходова.