Незаживающие душевные раны сирот

– Когда папа ушел на войну, я был шестимесячным ребенком. В те годы фотографировались редко, на память от отца не осталось ни фотокарточки, ни письма. Когда я уже стал постарше, через военный комиссариат узнал, где он служил, выяснил, что его останки захоронены под Ленинградом: мой папа погиб смертью храбрых 23 июля 1943 года. Этот день для меня памятен и дорог, – вспоминает Разяп Мингазов. Сам он тоже многое повидал, искал свое счастье в далеких краях, но со временем вернулся в родную деревню – долгие годы проработал шофером в колхозе.
 – Когда моего отца забрали на фронт, я еще даже не родилась. Папа был председателем колхоза. Одним из первых ушел на войну. Когда он был под Смоленском, написал: «Идут жестокие бои, это письмо пишу в минуту затишья, положив бумагу на донышко котелка. Не успел увидеть дочь, смогу ли вернуться живым – не знаю». Наверное, он чувствовал, что ему не суждено было вернуться, – рассказывает Флера Нуриева. – Мама осталась с семью детьми. Жили в нужде. Мы росли на берегу реки Ик, питались съедобными травами, природа в наших краях богата, это нас и спасло, мы выросли, окрепли. Трудно пришлось без отца, мне не довелось произнести слово «папа», даже свекра у меня не было.
Флера Нуриева – невестка села Кузкеево, они с мужем Зуфаром вырастили пятерых детей. У всех есть семьи, живут хорошо. Флера работала председателем сельского совета, внесла заметный вклад в культурную жизнь села, после выхода на пенсию, она десять лет руководила советом ветеранов.
Флюр Талипов тоже не видел своего отца. Его мама Халима часто рассказывала о своем погибшем на войне муже Харисе. «Его призвали одним из первых. Сев на телегу, играя на гармони, он уехал из села. Был очень трудолюбивым, добрым человеком. Часто писал письма. А потом к нам пришла похоронка», – вспоминала мама. Халиму апа – красивую, тактичную женщину я тоже хорошо помню.
– После завершения финской войны, партия направила моего деда на работу в Карелию. Там они и жили. Его призвали в первые же дни войны, он погиб на Волховском фронте, – вспоминает Ханифа Вазиева. – Преодолев большое расстояние, мы вернулись в родные края. В годы учебы я вместе с братом поехала в Ленинград. Восемь лет не возвращалась в родное село. Когда жили в Ленинграде, мы ходили за клюквой. Однажды нашли бутылку с вложенной запиской. Там было написано: «Все погибли, я последний». Часто встречались человеческие кости. Эх, эта война, в каких только местах не погибали люди…
Дети военных лет делились воспоминаниями. На глазах у них слезы, в сердце печаль. Не только людей, но и лошадей забирали на войну. Невозможно спокойно слушать рассказ Назибы Набиуллиной. 
– По соседству с нами жил мулла. У детей глаз острый, мы заметили, что к нему во двор стали приводить лошадей. Рассказываем взрослым – не верят. Мулла чистосердечный, хороший человек, говорили нам. Видимо, они знали правду – в том дворе ухаживали за теми лошадьми, которых предстояло отправить на войну. Однажды 20 лошадей, выстроившись в ряд, как солдаты, вышли со двора. Их повели по улице. Впереди идет мулла, в руках уздечка. Проводить лошадок вышло все село. Неожиданно лошади протяжно заржали, люди стали плакать – ведь все понимали, что лошадей уводят туда, откуда они уже вряд ли вернутся – на войну. Эта картина до сих пор стоит перед глазами. И мой папа, его звали Котдус, одним из первых в селе ушел на войну, успел написать только одно письмо…
Воспоминания, воспоминания… Казалось, прорвало полноводную плотину. И поговорили, и поплакали. Иногда людям необходимо поделиться, рассказать о наболевшем. Все, кто пришел на встречу, сейчас проживают одни, у их детей своя жизнь, свои заботы.
Также на встрече мы прочитали нэсер (прим. ред.: небольшое прозаическое произведение лирико-патетического содержания), автором которого является жительница нашего села, ветеран-журналист Загида Набиуллина.

Фото предоставлено автором статьи.